В финале последней экранизации знаменитого романа Алексея Толстого "Хождения по мукам" появляется второстепенный персонаж, который при ином творческом замысле вполне мог бы стать главным герем эпического повествования. Это брутальный и артистичный налетчик Мамонт Дальский. Во время одного из налетов Мамонт похищает алмазы у лидера эсэровских террористов Бориса Савинкова, что чрезвычайно смело даже для художественного вымысла.
Когда один знаменитый харьковчанин грабит другого знаменитого харьковчанина в революционном Петрограде – это отдает наследием эпохи Болливуда на советских экранах. С другой стороны, реальная жизнь Мамонта Дальского была не менее блестящей, чем приключения "революционного налетчика".
Где Дальский - там театр
На рубеже XIX – XX веков на драматической сцене Мамонт Дальский был примерно тем же самым, что Федор Шаляпин на сцене оперной. Зритель шел на Мамонта, как первобытный охотник на гигантского мастодонта – с предвкушением опасности и великой драмы.
Дальский – в миру Мамонт Викторович Неелов – родился в в селе Кантемировка Харьковской губернии в 1865 году в семье дворянина. Эксклюзивное по нынешним временам имя полтораста веков назад не казалось столь уж необычным. Ребенка назвали по святцам в честь мученика Маманта Кессарийского. Но впоследствии имя немного трансформировалось.
После окончения гимназии Мамонт поступил в Харьковский уиверситет на юридический факультет. Но продержался там всего два курса. Учитывая актерское дарование студента-недоучки, отечественная юриспруденция, возможно, потеряла самого блестящего адвоката в своей истории.
В 20-летнем возрасте Неелов под псевдонимом Дальский, основой для которого стало детское прозвище сестры Магдалины – Даля, - поступил в театр.
Следуя идее о том, что искусство принадлежит народу, Дальский начинал на провинциальной сцене в самых заштатных городах. Но успех пришел чрезвычайно быстро. Уже через пять лет он играл в Александринском театре в Санкт-Петербурге, а его гонорары, по тем временам, были чрезвычайно высоки – 400 рублей в месяц (примерно столько же получал тайный советник или генерал-лейтенант).
Зачастую к актеру приклеивается определенное амплуа – герой-любовник, антигерой-злодей, Шурик, Штирлиц, Пьеро, Арлекин. Но Мамонт Дальский играл абсолютно всех: Гамлета, Отелло, Хлестакова, Чацкого, Рогожина и даже незначительную роль квартального в "Ревизоре". Величина роли и местонахождение подмостков для него не имели значения. Выступая на провинциальной сцене, он сформулировал мегистральный принцип собственной творческой биографии: "Где Дальский — там и театр".
Дальский всегда прав
Бытует мнение, что гению позволено все, но лишь в том, в чем он действительно гений. Иными словами, если вы – Бетховен, то и умничайте за клавесином, а на кухне вам следует сидеть ровно, скромно поджав коленки.
Но будучи убежденным шекспировцем, Мамонт Дальский весь мир считал театром, а следовательно, позволял себе все, всегда и везде. По степени эгоцентризма с ним мог бы соперничать только Сальвадор Дали, да и то с большой натяжкой. Хотя не исключено, что за непосредственностью на уровне хамства, разгуляйской бесшабашностью и самолюбованием скрывалась легкоранимая душа.
Авторитетов Дальский не признавал ни секунды, за что прослыл обладателем грубых манер. На приветствия примы Александринки, знаменитой в свое время актрисы Марии Савиной: "Здравствуйте, молодой человек!" - отвечал: "Здравствуйте, пожилая дама".
Он нес театр в жизнь, а жизнь, соответственно, в театр, где за исключением того, что Гамлет не умирает, все остальное должно было звучать по-настоящему. Знаменитый украинский джазмен и эстрадник Леонид Утесов в автобиографической книге "Спасибо, сердце" вспоминал свой поход на Дальского, оставивший в памяти автора мемуаров шокирующие впечатления. В одной из сцен – при ссоре с дамой - Дальский швырял вслед удаляющейся за кулисы актрисе зажженную керосиновую лампу. Лампа всегда пролетала в нескольких сантиметрах от головы. Можно было бы подождать, пока актриса скроется за сценой, и метать снаряд без риска. Но нужен был шокирующий эффект. За кулисами Дальский лишь наставлял партнершу: "Главное - не оборачивайтесь. А то лампа угодит вам в голову".
Затевать споры с Дальским было опасно для жизни. В харьковском кафе "Буф" Дальский как-то заспорил со своим администратором Блоком, кому платить. Каждый пытался присвоить эту честь себе. Итогом дискуссии стала разбитая о голову Блока бутылка шампанского и составление протокола в полицейском околотке.
Однажды целая труппа объявила Дальскому бойкот, чего последний даже не заметил. А когда ему об этом рассказали, с претензией на высокопарность отвечал: "Я играю не для них, а для зрителей".
Попытки что-либо возразить актеру или подвергнуть его критике в режиме face to face наталкивались на реплику: "Дальский всегда прав".
Совершенно неудивительно, что у Дальского было крайне мало приятелей (за исключением разве что Федора Шаляпина, который брал пару раз у актера уроки сценического мастерства).
Известный в те поры театрал Петр Гайдебуров писал: "Если у кого и сохранилось в памяти имя Дальского по газетам последнего десятилетия, то разве как прожектера, афериста, азартного игрока и анархиста…"
Но примерно в то же время в театральных кругах родилась поговорка: "У Дальского много врагов в жизни и ни одного - в зрительном зале".
Дальский и анархисты
В уже упомянутом романе "Хождения по мукам" Толстой оставил такое описание Дальского:
"Это был человек дикого темперамента, красавец, игрок, расчетливый безумец, опасный, величественный и хитрый. За последние годы он выступал редко, только в гастролях. Его встречали в игорных домах в столицах, на юге, в Сибири. Рассказывали о его чудовищных проигрышах... Во время войны участвовал в темных комбинациях с поставками. Когда началась революция, он появился в Москве. Он почувствовал гигантскую трагическую сцену и захотел сыграть на ней главную роль…"
В 1917-м уже отнюдь не юный Дальский подался в анархисты. На дворе стояло время ораторов. Такие люди, как Мамонт Дальский, были нарасхват. Актер выступал на митингах, и даже ходили слухи, что участвовал в анархистских эксах.
Художник Коровин припоминал, как Дальский во главе вооруженного отряда потащил его к одному московскому миллионеру оценивать картины для "реквизиции". Не исключено, что на основании подобных эпизодов и был сформирован образ налетчика, использованный современными кинематографистами.
В апреле 1918-го большевики разгромили анархистскую "Черную гвардию". Часть задержанных была расстреляна. Дальского также арестовали, но, очевидно, не сочли столь уж выдающимся врагом советской власти, чтобы применять к нему "высшую меру социальной защиты". Через неделю актера отпустили по распоряжению Дзержинского.
Но это лишь отстрочило финал. В июне Дальский погиб по нелепой случайности. Не признававший трамваев актер едва ли не впервые отправился в поездку на этой разновидности городского транспорта. Извозчики словно канули в воду, а Дальский торопился на раут к Шаляпину. Конец величайшего из актеров оказался отнюдь не театральным: он сорвался с подножки и угодил под колеса. Сыграть на "гигантской трагической сцене", как писал классик, ему не удалось. Несмотря на всю мощь таланта, Дальскому достался персонаж, появляющийся лишь в первом акте. А возможно, это и вовсе была не его пьеса: эпоха мамонтов стремительно уходила в небытие.