Среди харьковчан принято считать земляками буквально всех, кто оставил сколь-нибудь заметный след в истории и имел хоть какое-то отношение к Харькову. А еще харьковчане любят памятники, которые навсегда "прописывают" героев в городе. Так в Харькове прописался легендарный казак Иван Сирко. След в истории он, конечно, оставил заметный, но именно в Харькове герой наследил как-то неприглядно.

Но - обо всем по порядку.

Родился герой казацких эпосов в… Вот тут начинается первая в биографии Сирка словесная путаница, сводящая с ума историков. Родился он то ли в Мурафе, что в Восточном Подолье, то ли в Мерефе, что у нас, на Слобожанщине. Вообще-то жители Мурафы, что теперь на Винничине, считают Сирка своим уроженцем, но давайте смотреть на вещи здраво: конечно же, – человек родился там, где ему стоит памятник. И нечего тень на плетень наводить. А памятник - в Харькове. То есть он должен бы быть в Мерефе, но масштаб этого населенного пункта немного не соответствует масштабу личности, поэтому Харьков – самое место.

А вот в чем никто не сомневается, так это в том, что родился Сирко уже с зубами, то есть как бы уже готовый грызть врагов, как быстро отметил его отец. А  отметить это нужно было быстро, потому как в те времена, что в Мерефе, что в Мурафе, рождение младенца с подобной особенностью ничего хорошего не предвещало, и найти благообразное объяснение подобному феномену надо было не мешкая. Потому что Мерефа – это, конечно, не Спарта: небычных младенцев там в пропасть не бросали, возможно, просто по причине отсутствия таковой. Но все необычное настораживало и ничего хорошего не сулило.

Так и случилось, несмотря на попытки отца повернуть странность младенца в героическое русло. Как только Иван подрос и смог сам передвигаться по полям и весям, тут же поползли слухи о том, что он имеет особые отношения с волками, чертом и вообще - оборотень. Жители Мерефы или Мурафы даже стали запирать хаты, чего раньше не делали. И вполне возможно, устав от подобного напряжения и бытовых неудобств, они бы решили проблему, по обычаям того времени вогнав осиновый кол в сердце зубастого дитяти, но судьба распорядилась иначе. На жизненном пути Сирко повстречались казаки, с которыми он отправился на Сечь.

На Сечи не боялись ни черта, ни оборотней, зато ценили удаль и сообразительность, которую Иван Сирко неизменно проявлял в бою.

С его ратными подвигами связана еще одна легенда, основанная на словесной путанице. Якобы Богдан Хмельницкий сдал в аренду королю Франции пару тысяч казаков, в том числе и Сирко, и эти казаки приняли участие в осаде крепости Дюнкерк. Казаки, воюющие под флагами французского короля, – это красиво и вообще по-европейски. Но занудные историки вынесли вердикт: в осаде крепости действительно участвовали наемники, но они были поляками. Одного из их командиров звали де Сиро. Это как бы почти Сирко, отчего, возможно, и возникла легенда.

Но и без французских приключений жизнь Сирко была нескучной. Оно воевал с татарами, поляками, русскими… То есть в принципе со всеми, с кем можно было воевать. Он бы наверняка и с индейцами воевал, но географическое положение Сечи не позволяло. Он часто вступал в союзы, но ни разу не воевал на стороне татар, которые к тому времени уже были мусульманами. Сирко отличался крайней набожностью. Причем набожность эта принимала иногда весьма причудливые формы.

Согласно легенде, после очередного похода против татар Сирко увел с собой три тысячи своих бывших земляков, когда-то угнанных татарами в плен. Земляки эти возвращаться домой не хотели. В Крыму теплее, растет сладкий лук и до моря недалеко. К тому же они все приняли ислам. Тогда это было необходимым условием для того, чтобы выжить и не попасть в рабство.

Сирко к чаяньям этих граждан остался глух. Для начала он их отпустил, а выждав, когда любители крымских красот отойдут на приличное расстояние, велел своим казакам догнать и вырезать всех вероотступников. А потом сам отправился проконтролировать, не дали ли его казаки слабину в этом важном «богоугодном» предприятии. Произошло это в урочище Черная Долина, что на Херсонщине.

Но в общем и целом, согласно легендам, Сирко был великодушным и даже отпускал пленных. Да и вообще отличался, как бы сейчас сказали, веротерпимостью. Но эта его веротерпимость была порой весьма странного свойства, впрочем, характерного для того времени. Ежели текущий политический момент и мятежный казацкий дух наказывали грабить и убивать православных, то так тому и быть. В конце концов, если только бусурман да ляхов резать, это уже как-то несправедливо получается, прямо каким-то расизмом отдает.

Вот тут-то мы и перемещаемся в наш родной город, где Иван Сирко проявил себя не с лучшей стороны. А дело было так. Задружили тогда казаки с московским царем. Впрочем, не то чтобы задружили. Тогдашний гетман Брюховецкий просто взял, да и продал всю Украину под власть царя, обменяв независимость Сечи на титул и земельные наделы. Царь тут же ввел на территорию Украины 12-тысячный военный контингент для осуществления интернационального долга. Долг этот преимущественно заключался в сборе податей. Правда, подати эти собирались не с казаков. Столь дикая идея не пришла в голову даже московскому царю. Платить должны были простые крестьяне и ремесленники. Но и это казаков расстроило. А еще расстроил десант российского чиновничества, который стал наводить свои порядки с изрядным запашком мздоимства и кумовства. Не то чтобы в Сечи с этим делом было все ок, но это же были свои, которых в крайнем случае можно на кол посадить. А этих трогать было нельзя. В общем, почувствовала казацкая старшина угрозу своей вольнице. И часть из нее ушла в оппозицию.

Незамысловатый вроде бы механизм ухода в оппозицию тогда был не так прост. Это сейчас можно постами в Facebook или Twitter объявить войну режиму. А тогда Facebook не было, и воевать нужно было не словами, а буквально.

Вот Иван Сирко и затеялся воевать с московским царем. Но не на Москву же ему было идти, в самом деле. Обосновался он тогда рядом с Мерефой и решил, чтобы далеко не ходить, проявить свою гражданскую позицию в пределах родной Слобожанщины. Харьков уже тогда был крупным населенным пунктом. Правда, к досаде Сирко, горожане не поддержали его антимосковских устремлений. Был в Харькове и изрядный гарнизон, и пушки. К тому же Харьков представлял собой не скопище разбросанных районов, как сейчас, а вполне себе крепость, стены которой нужно было штурмовать. Сирко тогда уже был опытным полководцем и понимал: чтобы взять Харьков, его сил может не хватить. Он запросил помощи у Брюховецкого. "Как у Брюховецкого, он же продал Украину московитам?" – спросит внимательный читатель. А вот так. К тому моменту Брюховецкий уже понял, что с Москвой не заладилось, и быстро заделался патриотом казачества, успев, правда, стать московским боярином и жениться на знатной москвичке, которая, видимо, должна была в случае чего обеспечить ему московскую прописку. В общем, несостоявшийся москвич казаку Сирко не помог, и харьковцы нанесли ему первый чувствительный удар, напав на Змиев, который находился на стороне восставших.

Тут Сирко понял, что его оппозиционная деятельность не осталась без внимания, и дела складываются не очень: не поддержавшая его часть казачества готова с ним воевать, презрев легендарный ореол полковника, помощи ждать неоткуда, в то время как к сторонникам Москвы помощь может и подоспеть. Ждать московских орд Сирко не стал - и напал на Харьков.

"Иван Сирко провел 65 битв, и все их выиграл", - гласит легенда. Но одну битву Сирко, легендарный кошевой атаман, все же продул, причем с позором. Харьковцы не только отогнали от стен города воинство «изменника Ивашки Сирка» (так он тогда назывался в официальной переписке), но и гнали его до самой Мерефы. Там были захвачены его личные пушки, что было особенно унизительно. Дело в том, что в те времена это был не просто архиполезный в бою гаджет, но и своеобразный символ военной мощи.

Но тут помощь подоспела откуда не ждали. Еще один повстанец, гетман Дорошенко, прислал татар, и харьковцы отступили в крепость, где разыгрались драматические события. С нашим героем они напрямую не связаны, но рассказать о них мы обязаны.

Итак, волоча сирковские пушки и ворча по поводу невесть откуда взявшихся татар, прервавших победный поход, харьковцы вернулись за стены города. Но тут среди горожан нашлись сторонники Сирко, которые напали на дом полковника Федора Репки и убили его. А сотника Федорова, еще одного героя этой скоротечной войны, закололи рогатиной.

Видимо, заговорщики решили, что эта акция переломит электоральные настроения, царящие внутри крепости. Но ошиблись. Харьковцы немедленно выразили свой протест, по обычаям того времени перерезав заговорщиков, и избрали нового градоначальника. Им стал сотник Григорий Донец, тоже в ратных делах не последний товарищ.

Вот тут бы и задуматься над тем, почему харьковцы, ставши харьковчанами, так и не отметили память этих выдающихся личностей? Почему в городе нет проспекта Григория Донца или бульвара Федора Репки? Могли бы и станцию метро назвать. Разве «Репкинская» звучало бы хуже, чем «Героев труда»? А вместо этого поставили памятник «изменнику Ивашке». Впрочем, дело тут, наверное, в природной незлобливости харьковчан, которые зла не помнят, зато ценят в людях личную доблесть и склонность к авантюризму.

Видимо, именно последнее качество заставило Сирко ввязаться в интриги, связанные с избранием нового гетмана. Так он стал опасным соперником для будущего гетмана Самойловича. Времена тогда были простые, и с политическими оппонентами расправлялись без теледебатов. Сирко не убили, конечно, ибо подобная прямолинейность могла бы вызвать кровавый бунт его электората. Его арестовали и выдали Москве как изменника.

Царь тоже обижать Сирко не решился, ограничившись ссылкой в Тобольск. Но в ссылке наш герой пробыл очень недолго. Кадрами тогда не разбрасывались, а товарищи с таким боевым опытом были на вес золота. В общем, некогда непримиримый боец с Московией Сирко присягнул на верность царю и в качестве военного консультанта участвовал во многих военных походах. Умер он не в бою, а от старости, прожив около семидесяти лет, окруженный уважением и почетом, на собственной пасеке, как и положено заслуженному военному пенсионеру.

Тут бы и поставить точку, но история Ивана Сирко на этом не заканчивается. "Герой умер, но тело его живет", - написал бы провинциальный фельетонист. Мы же отметим только, что умерший Сирко продолжал участвовать в сражениях казаков. Правда в виде… руки. Многие годы казаки использовали руку атамана как талисман, тягая ее на все битвы.

Это факт подтвержденный. Но есть и еще одна легенда, последняя из десятков легенд, окружавших героическую личность. Некоторые утверждают, что, зная о чудодейственных свойствах атамановой руки, Кутузов затребовал артефакт для использования при выкуривании Наполеона из Москвы.

Татары, лицезревшие мумифицированную конечность во время боев с казаками, были публикой невпечатлительной. В конце концов, их деды складывали курганы из черепов. То ли дело рафинированные французы. Представим себе эту картину. Мало того что холод и жрать, извините, нечего, так еще и вокруг города ходят кругами граждане с длиннющими усами и странными прическами. И носят они с собой мумифицированную руку, которая своим перстом как бы говорит захватчикам: "Выход - это туда!" Тут у кого угодно нервы сдадут. Они и сдали. Чем все закончилось – общеизвестно.

Вот такая, в самых общих чертах, была жизнь земная и посмертная героического атамана, чей памятник сейчас стоит на возвышенности, которую не знающий поражений Иван Сирко так и не смог покорить.