Харьков - город не только с развитыми индустриальными мышцами и академическим образованием, но и с прекрасной поэтической душей.
Здесь самого необычного поэта XX столетия Велимира Хлебникова избирали председателем земного шара, здесь залы театров ломились от публики на встречах с имажинистами, а Сергей Есенин читал стихи на улицах прохожим. В Харькове жили сотни блестящих и просто хороших поэтов.
А когда наступила самая драматическая дата в отечественной истории – 22 июня – лучшие из харьковских поэтов вместе с десятками тысяч харьковчан ушли на фронт.
"Война - совсем не фейерверк…"
Михаил Кульчицкий должен был стать одним из лучших поэтов XX века. В 16 лет он уже публиковался в периодических изданиях, в 20-ть - написал стихотворение, ставшее своеобразным гимном поколения 30-х годов:
“Самое страшное в мире -
Это быть успокоенным…”
Строки его поражали яркостью и точностью. И всего в четырех словах он создал, пожалуй, самый точный образ родного Харькова – “сильный, как пожатие руки”.
Кульчицкий родился 22 августа 1919 года в семье бывшего офицера царской армии. Его отец удивительным образом не вписался ни в советскую, ни в антисоветскую действительность. В 30-х он был арестован НКВД. А в 1942-м забит до смерти сотрудниками гестапо.
Кульчицкий окончил восемь классов в школе №1, затем – десятилетку в 30-й школе. Работал на ХТЗ, поступил в Харьковский университет. Позже перевелся в московский литературный институт на курсы Ильи Сельвинского - того самого, который однажды выиграл битву на звание “короля поэтов” у Маяковского и курсы которого одно время посещал Юрий Андропов, известный пристрастием к сочинительству (но это, как говорится, совсем другая история).
В 41-м Кульчицкий был зачислен в истребительный батальон. Затем окончил лейтенантские курсы. В конце декабря 42-го, перед отправкой на Сталинградский фронт, он зашел к Лилии Юрьевне Брик – знаменитой “музе поэтического авангарда” 20-х годов – и оставил свои последние стихи.
О войне написаны сотни стихотворений и поэм. Но несколько строф Кульчицкого многие ценители поэзии считают лучшими:
Я раньше думал: “лейтенант”
звучит вот так: “Налейте нам!”
И, зная топографию,
он топает по гравию.
Война — совсем не фейерверк,
а просто — трудная работа,
когда, черна от пота, вверх
скользит по пахоте пехота…
В январе 43-го Кульчицкий погиб во время наступления в Луганской области - за месяц до первого освобождения Харькова.
Харьковский дом на улице Грековской, 9, в котором жил Кульчицкий, сохранился. В 1989 году на нем установили мемориальную доску со строкой: “Самое страшное в мире - это быть успокоенным”. Но спустя 10 лет доска была похищена охотниками за цветметом.
Через несколько лет памятный знак восстановили - уже с иными словами: “Я люблю родной мой город Харьков. Крепкий, как пожатие руки”.
Последний сборник стихотворений Кульчицкого “Вместо счастья” был напечатан в Харькове в далеком уже 1991 году и сегодня считается библиографической редкостью.
"Фронт проходил в бахчах и огородах"
В годы, когда поэты были популярны, как ныне - звезды шоу-бизнеса (а бывали и такие времена), стихи Бориса Слуцкого переписывали в блокноты. А стихотворение “Лошади в океане” знала едва ли не вся страна, хотя имя самого поэта было известно лишь небольшому кругу ценителей. У поэта была, как сказали бы нынче, плохая раскрутка. Его произведения не пользовались популярностью в среде литературно-партийной номенклатуры. В стихах о войне всплывали темы, которые считались неудобными. Например, рядом с народным подвигом, который был, несомненно, велик, появлялась немецкая женщина, подлежащая выселению:
…в октябре сорок первого года
дочь какого-то шваба иль гота,
в просторечии немка; она
подлежала тогда выселенью.
Все немецкое населенье
выселялось. Что делать, война.
В общем, первое публичное выступление Слуцкого состоялось в родном Харькове в центральном лектории только в 1960-м, когда поэту было за сорок. А от всесоюзной славы ему достался один фрагмент - правда, в культовой картине 60-х “Застава Ильича”. Режиссер Хуциев вставил в картину 20-минутный блок – знаменитый поэтический вечер в московском политехе, где читали стихи Евтушенко, Вознесенский, Рождественский, Ахмадулина и Слуцкий.
Слуцкий родился в Славянске. В Харьков семья переехала в 1922-м, когда будущему поэту было года три. Но он стал настоящим фанатом Первой столицы. В очень короткой книге “О других и о себе”, ставшей одной из лучших в жанре мемуаристики, Харьков упоминается около 100 раз.
Довоенный Харьков глазами Слуцкого выглядел примерно так: “По городу, прямо на наших глазах, бродил в костюме, сшитом из красного сукна, Дмитрий Петровский (поэт, соратник Пастернака по ЛЕФу – Левый фронт искусства – авт.). На нашей Сабурке в харьковском доме умалишенных сидел Хлебников. В Харькове не так давно жили сестры Синяковы. В Харькове же выступал Маяковский”.
Затем пришла война, которую Слуцкий начал рядовым, а завершил в звании майора. Удивительным образом фронтовые дороги поэта тоже проходили через Харьков. Правда, в экстремальных условиях его занимали менее возвышенные темы: “Уже в 1943 году (летом) мы перестали испытывать нужду в овощах. Под Харьковом фронт проходил в бахчах и огородах. Достаточно было протянуть руку за помидором, огурцом, достаточно разжечь костер, чтобы отварить кукурузы. В это лето продотделы впервые прекратили сбор витаминозной крапивы для солдатских борщей”.
А послевоенный Харьков отметился своим лояльным отношением к людям, испытывавшим материальные затруднения: “Как инвалид Отечественной войны второй группы я получал 810 рублей в месяц и две карточки. В Харькове можно было бы прожить, в Москве — нет... В Харькове можно было почти не думать о хлебе насущном”.
К слову, столь негероические описания войны и послевоенной реконструкции тоже не воспринимались партийными товарищами, ответственными за издательское направление. Книга “О других и о себе” вышла только в 1991-м.
В городской топонимике присутствие Слуцкого в истории Харькова пока никак не отображено.
"Чтоб на землю не пришла новая ежовщина"
Самый знаменитый харьковский поэт Борис Чичибабаин (настоящая фамилия - Полушин) ушел в армию в 42-м в 19 лет. Правда, его фронт проходил далеко от передовой – в Закавказском военном округе.
Более суровыми “жизненными университетами” стали лагеря. В лирике его доминировали вещи, считавшиеся по мерками прежних времен диссидентскими. Борис Чичибабин был арестован в 1946 году и осужден за антисоветскую агитацию.
Согласно одной из легенд, причиной ареста стала частушка
Пропечи страну дотла,
Песня-поножовщина,
Чтоб на землю не пришла
Новая ежовщина!
В Бутырской тюрьме Чичбабин написал стихотворение “Красные помидоры”, которое некоторые ценители считают визитной карточкой поэта:
Школьные коридоры —
тихие, не звенят...
Красные помидоры
кушайте без меня.
Как я дожил до прозы
с горькою головой?
Вечером на допросы
водит меня конвой.
Стихи пронизаны предчувствием жизненного финала. Но судьба была к поэту относительно благосклонна. Во времена, когда иные провинившиеся перед режимом получали по 25 лет, поэт отделался “пятериком". Но отношения с властями надолго остались натянутыми.
Официальное признание и широкая известность пришли только с горбачевской перестройкой. В 1988 году в огромном зале Дворца культуры железнодорожников на бывшей улице Котлова во время выступления Чичибабина невозможно было протиснуться. На центральном ТВ о нем выходит документалка. В 1990-м присуждается Госпремия.
Известны два харьковских дома, в которых жил поэт, – на улице 8-го съезда советов, 3 (ныне – улица Чичибабина) и Танкопия, 9а. А в доме по улице Рымарской, 1, в комнате под крышей, в 50-х годах Борис Чичибабин проводил знаменитые харьковские литературные среды.