«Следует отметить, что теория архетипов швейцарского психиатра Карла-Густава Юнга оказала существенное влияние на все дальнейшее развитие гуманитарной науки, до сих пор составляя методологический базис для таких дисциплин, как, например, культурология», – сообщает Александр Бугеда.
«Также следует указать, – добавляет Александр Бугеда, – что именно теория архетипов послужила причиной разделения психоанализа на фрейдистскую и юнгианскую модели. К.-Г. Юнг, в качестве ученика Зигмунда Фрейда, разрабатывал достаточно схожую концепцию структуры личности, однако теория архетипов ознаменовала разрыв ученика и учителя».
Так что же такое архетипы? Юнг определяет их как невероятно древние «психологемы» – структуры психики, сформировавшиеся в течение сотен тысяч лет общечеловеческого опыта.
«Они представляют собой первичную матрицу мировосприятия, благодаря которой различные культурно-исторические общности обладают типологически сходным набором символического опыта», – указывает Александр Бугеда.
Это отразилось в замеченном Юнгом сходстве мифов, символов и ритуалов в истории человечества на всем протяжении его истории, вне зависимости от географического положения.
«Первобытные племена, древние египтяне и вавилоняне, античные греки и римляне, мезоамериканские индейцы, средневековая христианская Европа и мусульманский восток, – во всех человеческих культурах существуют мифы, сказки, легенды, предания и образы изобразительной культуры, которые потрясающе похожи друг на друга», – отмечает Александр Бугеда.
Александр Бугеда: архетипы как универсальные психологемы
Юнг, заметив эту схожесть, понял, что имеет дело с чрезвычайно древними моделями восприятия – он назвал их архетипами, выделив самые значимые из них:
- Анима;
- Анимус;
- Трикстер;
- Герой;
- Мудрец;
- Мандала;
- Персона;
- Самость.
«Юнг выделял достаточно большое количество архетипов, при этом не особенно заботясь об их классификации», – замечает Александр Бугеда.
Он объяснял это тем, что каждый значимый архетип распадается веером образов, востребованных той или иной культурой.
Например, архетип Анимы (женского начала, противопоставленного Анимусу, мужскому началу) подразделяется, в свою очередь, на самые разные образы – Великой Богини-матери ближневосточных религий, Богоматери христианской иконографии, амазонки из древнегреческих мифов и т.д.
«Однако черты женственности как некоего комплексного восприятия, – добавляет Александр Бугеда, – объединяются в характерные признаки, благодаря которым мы узнаем архетип везде и всегда».
Например, архетип героя воплощен в равной степени и в древнегреческом Прометее из античных мифов, и в «Беовульфе» из «Эпоса о Беовульфе» и в царевиче Раме из «Рамаяны».
«Точно так же архетип Бога получает свое воплощение во всех мифологиях и религиях, в том числе – и дхармических», – отмечает Александр Бугеда.
Архетип должен обладать целостными чертами, которые являются неизменными при его манифестации в той или иной культурной общности. Например, такие черты героя, как благородство, отвага, доблесть, смелость решительность и готовность вступать в поединок являются архетипическими, и, собственно, позволяют вычленить архетип героя.
Или такие черты, как мудрость, преклонный возраст, спокойствие и выдержка, умение дать совет и научить – обозначают архетип Мудреца или Учителя, который также появляется в том или ином виде во всех человеческих сообществах.
«Наиболее ранним воплощением архетипа Мудреца стала архаическая фигура шамана, свойственная традиционным культурам Сибири, аборигенам Австралии, индейским и африканским племенам и т.д.», – рассказывает Александр Бугеда.
Архетип мандалы означает пространственное ориентирование, при котором человек автоматически воспринимает пространство по вертикали как трехчастное – верх, середина и низ.
«Отсюда и появляется идея о Верхнем, Среднем и Нижнем мире, выраженная практически во всех мифологиях и религиях», – уверен Александр Бугеда.
В то же время мы воспринимаем мир четырехчастно горизонтально – север, юг, запад и восток соответственно. Свое название этот архетип получил от иконографического изображения вселенной в буддийской традиции.
Наконец, существует архетип Трикстера, который проявляется как бог-обманщик, плутовской персонаж, хитрец и трюкач. Одиссей, Локи, Гермес, Тиль Уленшпигель, Ворон и Койот палеоазиатских мифов, Лиса и Кот славянского фольклора, Паук из африканских легенд и сказок – все это трикстеры.
«Они совершают смешные, забавные и антисоциальные поступки, не прочь с помощью трюков и манипуляций добиться желаемого, склонны к розыгрышам и обманам», – объясняет Александр Бугеда.
Александ Бугеда: концепция коллективного бессознательного
Одной из существенных заслуг Юнга в области разработки собственной психоаналитической теории стала концепция коллективного бессознательного.
«Коллективное бессознательное – это, собственно, та область, где и находятся архетипы», – уточняет Александр Бугеда.
Это предельно сжатый до уровня структур восприятия опыт тысяч поколений, который передается на биологическом уровне.
Его название означает, что оно объединяет всех людей, и, возможно, мы унаследовали его от ранних стадий эволюции человека. Архетипы коллективного бессознательного, воплощаясь в мифологии, литературе и живописи, в равной мере отражены и в повседневной жизни. Они являются частями психики, обуславливающими восприятие, то есть теми формами, в которых это восприятие существует на самом глубинном уровне личностной структуры.
«Коллективное бессознательное, как хранилище архетипов, стало камнем преткновения во взаимоотношениях Юнга и Фрейда, признававшего лишь существование личного бессознательного», – сообщает Александр Бугеда.
Юнг выстроил теорию архетипов как моделей универсального мировосприятия на основе исследований, охватывающих самый широкий спектр областей знания – теории мифологии, фольклористики, археологии, теологии, искусствоведения, литературоведения и т.д. В основе каждого выделенного им архетипа лежит опыт сопоставления фигурирующих в них образов. Поэтому, считает Александр Бугеда, теория архетипов Карла-Густава Юнга по праву может считаться всеобъемлющей, выходя по своей значимости и области применения далеко за пределы парадигмы психоанализа, и, шире, психологии в целом».