Клавдию Шульженко нередко называют советской Эдит Пиаф. Хотя с не меньшим успехом Пиаф можно называть французской Шульженко. Популярность Шульженко была ничуть не меньшей. За более чем полвека сценической работы у нее вышла пара-тройка пластинок, на экранах она появлялась нечасто, но в стране трудно было отыскать человека, который не знал бы ее имени и песен.
24 марта 2017-го – не круглая, но уникальная дата. Знаменитой харьковчанке исполняется 111 лет.
Как Вера Холодная
Особая драматическая манера исполнения Шульженко без подтанцовок и декораций превращала каждую ее песню в мини-спектакль. Возможно, таким образом была реализована детская места певицы – стать, как Вера Холодная (одна из самых знаменитых киноактрис эпохи немого кинематографа).
За сценической славой Шульженко в 17 лет отправилась в харьковский драматический театр, которым в те годы руководил Николай Синельников.
Дуня вам поможет
Неизвестно, что заставило мэтра оторваться от репетиции для прослушивания "человека с улицы", но его фраза "Ну-ка, спойте, Дуня вам поможет" стала в судьбе будущей певицы поворотной.
Дуней оказался молодой человек с небольшими залысинами – будущий мегазнаменитый композитор Исаак Дунаевский, работавший в начале 20-х дирижером в харьковском театре.
Шульженко исполнила "Розпрягайте, хлопці, коней" и романс "Шелковый шнурок" - и тут же была принята.
В спектаклях она нередко пела, и многие зрители начали приходить в театр именно на Шульженко, которая мгновенно стала харьковской знаменитостью. Ее приглашали в клубы, на летние эстрады, кинотеатры, где сеансы, как правило, предварялись концертами).
В общем, певческий талант победил театральные способности. Популярность Шульженко была столь велика, что по одной из легенд слова легендарной песни "Кирпичики" поэт Павел Герман сочинил именно для Клавдии Шульженко.
На окраине где-то города
Я в убогой семье родилась,
Горе мыкая, лет пятнадцати
На кирпичный завод нанялась.
Песня мгновенно стала народной.
Принц в звонких ботинках, или Прощай, Харьков
В 1928 году в Харьков приехал самый известный одесский куплетист и чечеточник Владимир Коралли. Шульженко и Коралли уехали в Ленинград, где вскоре поженились.
Рассказывают, что Коралли был жутким Отелло и даже гонялся за одним из поклонников супруги с пистолетом. Правда, бутафорским, доставшимся "в наследство" от какой-то кинокартины. Тем не менее, этот брак продержался целых 25 лет.
В ленинградском мюзик-холле Шульженко играла в спектаклях вместе с только-только "заразившимся" джазом Леонидом Утесовым.
Лозунг "Сегодня он играет джаз, а завтра родину продаст" в 30-е был еще не актуален. И Шульженко собрала собственный джаз-оркестр.
На фронт на трамвае
Война радикальным образом скорректировала творческие планы.
8 сентября 41-го замкнулось блокадное кольцо вокруг Ленинграда. Но как говаривал легендарный Маэстро капитан Титаренко, "Кто сказал, что нужно бросить песню на войне? "
Джаз-оркестр стал фронтовой концертной бригадой. Восемь месяцев Шульженко выступала в блокадном Ленинграде.
Всегда придававшая исключительное значение концертным платьям и считавшая, что появляться на сцене в одном и том же – это проявлять неуважение к публике, Клавдия Шульженко с началом войны попыталась изменить имидж. Прекрасные платья сменила гимнастерка. Но бойцы сказали: "Отставить". Цвета хаки на войне и без того хватало. На фронте нужна была довоенная блестящая красавица в прекрасных нарядах.
За первый год войны Шульженко выступила перед бойцами и ранеными более 500 раз, что по современным меркам не так уж и много (во времена "чеса" наиболее раскрученные звезды умудрялись давать по три-четыре концерта в день). Правда, условия были более проблемными. Из "удобств" - лишь то, что линия фронта практически вжала защитников Ленинграда в городские окраины, и на фронтовые концерты можно было ездить на трамвае.
Синий платочек
Ставшая лирическим гимном войны и визитной карточкой Клавдии Шульженко песня "Синий платочек" появилась в репертуаре певицы в 1941 году.
Вальс Ежи Петерсбурского исполнялся с различными текстами. Например, одной из достаточно известных является версия Бориса Ковынева:
Двадцать второго июня,
Ровно в четыре часа
Киев бомбили,
Нам объявили,
Что началася война.
Но, что называется, каноническими стали слова Михаила Максимова. Однажды после фронтового выступления к певице подошел молодой лейтенант и сказал, что сочинил стихи. Эту встречу можно считать еще одним поворотным моментом в жизни певицы.
Песня стала примерно таким же оружием, как легендарные "Катюша" и "тридцатьчетверка". Лозунг "Вперед и с песней" - не столь уж надуман: пение помогает хоть частично облегчить стрессовые ситуации. Иногда бойцы поднимались из окопов со словами:
Синенький, скромный платочек
Падал с опущенных плеч.
Ты говорила, что не забудешь
Ласковых, радостных встреч…
В 1976 году во время своего юбилейного концерта певица вышла на сцену, держа в руке синий платок. Зал мгновенно встал.
О песнях Шульженко слагали легенды
После войны некоторые фронтовики утверждали, что именно песни Шульженко спасли им жизни.
В Одессе в 46-м году после концерта певица получила огромную корзину цветов с письмом от боевого пилота.
Когда руки отказывались держать штурвал подбитого бомбардировщика, в радиоэфир каким-то образом пробилась песня Шульженко "Мама". Эмоциональный хлопок, что называется, вернул бойца в строй. Ему удалось не только дотянуть до аэродрома, но и посадить самолет.
В 50-х певица получила письмо от бывшей воспитательницы детского сада. Во время эвакуации она с 20-ю малышами оказалась на линии столкновения. Застигшая в пути ночь приводила в отчаяние. Спасением стала донесшаяся издалека песня "Синий платочек", которую в окопах негромко напевал один из красноармейцев.
Сложный характер
Творческие люди редко отличаются ангельским характером. Клавдия Шульженко образцом толерантности тоже не была. Во всяком случае, по версии биографов.
Для того чтобы успешно отработать концерт, ей необходимо было с кем-нибудь хорошенько поругаться. Директор Театра эстрады даже нанимал специальных рабочих, которых Клавдия Ивановна перед выходом на сцену со скандалом "увольняла". После этого выступления проходили на ура.
Внешний вид был приоритетом. Даже будучи на пенсии, Шульженко после утренней гимнастики принималась за макияж. Утренним девизом была фраза: "Не могу же я выйти к столу с лысым лицом".
После концертных платьев страстью номер два были французские духи. Во время бомбардировок Ленинграда она спускалась в бомбоубежище, держа в одной руке сына Гошу, а в другой - несессер с духами из коллекции своего деда.
Любила "красивые истории" и не чужда была самоиронии.
Своего второго мужа кинооператора Епифанова, который прежде чем познакомиться с певицей, двадцать лет был ее тайным и страстным поклонником, Клавдия Шульженко в беседе с журналисткой представила так: "Познакомьтесь, это Глеб Анатольевич, мой верный поклонник. Когда здесь было еще Благородное собрание, он всегда сидел в ложе в форме гимназиста с фуражкой на коленях. И я знала: если он сидит - концерт пройдет хорошо".
Епифанов родился в 18-м, был на 12 лет младше и, конечно же, никогда не был гимназистом. "Зато как это красиво", - говорила Клавдия Ивановна.
Своему концертмейстеру она говаривала: "Я стала эпохой в нашей культуре! " На попытки собеседника резонерствовать - мол, такой вывод должен сделать народ, - не без иронии отвечала: "Народ может и забыть".
…и рояль Дунаевского
В конце жизни ранее получавшая неплохие гонорары Клавдия Шульженко нуждалась в деньгах. Хотя имела, по советским меркам, огромную пенсию - 270 рублей (инженер, врач или педагог зарабатывали едва ли не вдвое меньше).
Но как говаривал Оскард Уальд, можно обойтись без необходимого, но нельзя без излишеств. На лучшие продукты только с рынка, дефицитную косметику и прочее то да се средств не хватало. Многое из утвари ушло в руки перекупщиков – посуда, столовое серебро, антиквариат. Нетронутым остался небольшой кабинетный рояль Дунаевского - инструмент, что называется, с нелегкой судьбой.
В начале 30-х неисповедимые пути свели двух заядлых преферансистов Шостаковича и Дунаевского. Страсть к игре оказались столь непреодолимой, что проигравшийся Шостакович поставил на кон рояль. Счастливчик безумной карточной ночи Дунаевский впоследствии отдал рояль Шульженко. Расставаться с инструментом было нельзя - ведь именно "Дуня" стал первым профессиональным аккомпаниатором певицы.